9. Голгофа Свято-Воскресенско-Германовского храма

Пастыри наши Российские, пастыри наши Симбирские… В годы жесточайших репрессий произносили с амвона смелые проповеди, в духе спокойном и с силой слова отстаивали церкви, защищали, как могли, пасомых, изобличали лживые обещания новой власти, проповедовали Любовь! Все это чекисты пытались приписать к «антисоветской агитации», но агитации не было — просто вещи назывались своими именами. Но все равно, сажали и расстреливали…
А как возросла жертвенность людей: забирали священника, и тут же общины выдвигали нового кандидата в священство. И каждый знал, что он прослужит недолго. Он рукополагался, служил иной раз всего месяц-два-три, год, его забирали, и шел следующий, это было повсеместно. Судьба каждого — судьба мученика за Христа, и писать её нужно золотымм буквами. Мы же можем предложить пока скупые строки архивных дел.
В книге прот. Алексия Скалы «Церковь в узах» упоминается, что 24 июля 1919 года Особым отделом при реввоенсовете Восточного фронта было заведено дело N П-7343 «По обвинению священника Германовского храма г. Симбирска Льва Ягодинского и двух его дочерей в контрреволюции». По окончании дела 22 августа 1919 года священник Лев Ягодинский и две его дочери Надежда Ягодинская и Екатерина Казанская были приговорены к РАССТРЕЛУ. С этого года на родине богохульника-вождя, как и по всей стране, положено начало плановому целенаправленному наступлению на Церковь. Во исполнение более чем красноречивого распоряжения Ильича, которое он даёт 1 мая 1919 года: «…необходимо как можно скорее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады»…
Священника Льва Ягодинского арестовали 27 июля, в ордере на обыск и арест в строке, где указывалось имя арестанта, значилось «Ягодинского и по усмотрению». По усмотрению сотрудниками Особого отдела были арестованы и отец Лев, и две его дочери — Екатерина и Надежда. Все дело было основано на так называемых «агентурных сведениях», поступивших в Особый отдел, в которых говорилось о том, что дом батюшки «является очагом контрреволюции. Там ведутся беседы, в которых беспощадно ругается советская власть, строятся планы и предположения, направленные к подрыву советской власти». Еще к обвинению отца Льва прилагались следующие добытые следователем сведения. В 1905 году о. Лев во время суда над революционерами приводил к присяге свидетелей по делу. Батюшка был приглашен на суд в связи с тем, что события происходили в приходе Германовского храма, где он служил. При взятии Симбирска Белой армией о. Лев по просьбе приговорённых к расстрелу был вызван в тюрьму, где исповедовал и напутствовал арестантов перед приведением приговора в исполнение. Исполнение батюшкой своего пастырского долга большевиками было приравнено к пособничеству белогвардейцам. При обыске у батюшки нашли текст воззвания Святейшего Патриарха Тихона и Поместного Собора по поводу Декрета власти об отделении Церкви от государства, где Святейший изобличает и увещевает большевиков как виновников жестоких кровопролитий и сеятелей вражды в народе. Этот документ, по мнению советских властителей, «призывал верующих против советской власти». При досмотре в доме священника в печке был обнаружен револьвер с патронами. Батюшка появление этой находки объяснил так: «Револьвера у меня нет, и не было, и быть не может как у духовного лица. Если же вы говорите, что у меня в доме найден револьвер, то , может быть, это было оружие Казанского или квартиранта Фофанова»… Скорее всего — оно было подброшено самими красноармейцами. Следователи, естественно, подобного объяснения батюшки не приняли — как могли они отказаться от такой улики против «попа-контрреволюционера». Далее, по сведениям, полученным от «источников» информации, «при разговоре у себя в доме он радуется успехам белых и называет их «нашими». Дом его посещается недовольными настоящим строем, они приходят к нему в дом, как к своему, где можно излить свою злобу и поругать советскую власть». А те, кто не испытывал к новой власти восторженных чувств, должны были быть уничтожены. Так затем продолжалось долгие десятилетия.
Младшая дочь батюшки, как сказано в обвинительном заключении, «Надежда Ягодинская в смысле контрреволюционности не отстает от своей семьи. По поручению Казанского относила телеграмму к-р характера почтово-телеграфной служащей Зыкиной для передачи её помимо всякой цензуры». Во время допроса Надежда всячески отрицала это и, будучи в совершенном отчаянии от инкриминируемой ей контрреволюционной деятельности, девушка заявила следователю, что «если выяснится, что я передавала Зыкиной какое-либо поручение или вещь, то я отвечаю за это личным расстрелом». Не поверили. Не доказали. Но от расстрела ни в чем не повинной Надежды Ягодинской большевики не отказались. Как, впрочем, не постыдились расстрелять ни в чем не повинных самого отца Льва и его старшую дочь Екатерину.
Упомянем коротко некоторые биографические сведения. Лев Арсеньевич Ягодинский родился в 1859 году в с. Алово Алатырского уезда Симбирской губернии в семье дьякона. В 1880 году окончил Симбирскую духовную семинарию, служил псаломщиком в храмах Симбирской губернии: в с. Хохловка, г. Сызрани, с. Старые Алгаши. В с. Малая Борла — уже священником с 1883 года. С 1901 года — псаломщик Воскресенско-Германовского храма г. Симбирска. В октябре 1904 года о. Лев назначается на сверхштатную священническую должность при Гермаговском храме и служит в нем до дня своего ареста. Отец Лев к моменту ареста был вдов и имел четырёх детей. Сын Ириней в 1916 году был командирован в г. Николо-Уссурийск, и больше о нем в семье ничего не знали. Второй сын Иван заведовал ремесленной школой в с. Промзино, но, по имевшимся у отца сведениям, был за что-то арестован большевиками, и о нем в семье также больше ничего не слышали.
Ягодинская Надежда Львовна, 1893 года рождения, незамужняя, работала учительницей в школе и проживала вместе с отцом.
Казанская Екатерина Львовна, 1981 года рождения, замужняя, была домохозяйкой, в том же 1919 году уже арестовывалась за то, что её первый муж Монин эвакуировался из г. Симбирска вместе с Белой армией. Так дети разделяли участь своих родителей. Вот подобный пример.
Параллельно с предыдущим, велось похожее дело N П-7396 «По обвинению в контрреволюционной агитации и пособничестве белым священника Германовской церкви г. Симбирска Николая Добролюбского и его сына Сергея Добролюбского». Особый отдел приговорил священника Николая Добролюбского к расстрелу с конфискацией имущества, а его сын Сергей Добролюбский — заключению в концлагерь на все время гражданской войны. Как и о. Льва, священника Николая Добролюбского обвинили в пособничестве белым при взятии ими Симбирска в 1918 году. Заключалось это пособничество в том, что Симбирской духовной Консисторией оба священника были назначены напутствовать осужденных военно-полевым судом красноармейцев. Однако, о. Николай от этой миссии уклонился, так как «не мог видеть такой картины» (из допроса священника). Никакой иной вины за отцом Николаем не было, что и подтверждено следствием.
Сергей Добролюбский в Белую армию попал случайно. Когда Народная армия освободила Симбирск, все друзья Сергея решили записаться в неё добровольцами. Они уже уговорили и Сергея, не имевшего ни малейшего желания воевать на фронте гражданской войны. Пошёл с друзьями молодой человек, будучи уверенным в том, что его не возьмут в армию по состоянию здоровья, как это уже не раз бывало. Но все на этот раз случилось по-другому. Никакой врачебной комиссии не было, и добровольцев сразу же обмундировали и выдали оружие. Так Сергей Добролюбский стал рядовым кавалерийского полка. Нежелание воевать побудило вскоре молодого человека дезертировать, и он, не возвращаясь в родной город, сначала устроился на работу в Буинске, а некоторое время спустя перебрался в Сенгилей. Приехав в Ульяновск на период отпуска, Сергей был арестован ЧК как бывший белогвардеец. Заключение по делу отца Николая Добролюбского и его сына необходимо привести полностью, так как оно реально доказывает невиновность обоих осужденных т было построено лишь на предположениях о возможных антисоветских действиях фигурантов в дальнейшем.
«Рассмотрев дело гр. Добролюбского Николая и сына его Сергея, обвиняемых первый — к принадлежности к белым и противосоветской агитации, второй — в добровольной службе у белых, я нахожу, что Добровольский Николай, как священник и притом довольно видный и авторитетный среди прихожан гор. Симбирска, пользовался также вниманием епископа, как хороший агитатор и верный сын церкви. Безусловно, что положение церкви и духовенства, в котором очутились они теперь, не по душе Добролюбскому, и он при всяком удобном случае будет строить козни против советской власти, чтобы вернуть старое. Агентурные данные характеризуют его как весьма вредного агитатора, который, пользуясь саном священника, агитирует среди крестьян против коммунистов. Признавая злостную агитацию одним из вреднейших орудий белогвардейцев, старающихся увлечь за собой не сознательную массу, предлагаю не церемониться с такими агитаторами, а поступить с ними по всей строгости законов военного времени, и поэтому предлагаю гр. Добролюбского Николая, как злостного агитатора против советской власти, подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу. Сына же его Сергея Добролюбского, добровольная служба которого у белых установлена, и который, мстя за расстрел своего отца, безусловно, начнёт активно работать в пользу белых, предлагаю заключить к концентрационный лагерь на все время гражданской войны. Военный следователь (подпись неразборчива)»… Настойчивые пожелания следователя в особом отделе учли полностью, и решили все в точности, как того и требовало обвинительное заключение.
Короткая биографическая справка: Добровольский Николай Васильевич родился в 1870 году в г. Симбирске, окончил Симбирскую духовную семинарию, был женат, имел сына Сергея. Священник, в духовном сане более 30 лет. В Симбирске служил 7 лет, последнее время — в Воскресенском Германовском храме. Проживал в г. Симбирске, ул. Германовская, дом 13. Арестован 27.07.1919 г. Особым отделом при Реввоенсовете Восточного фронта. Обвинение официально не предъявлялось. Правовая оценка его действиям не дана. 23 августа 1919 года Особый отдел постановил Добролюбского Н.В. по обвинению «в принадлежности к белым и антисоветской агитации» — расстрелять и все имущество его конфисковать… Добролюбский Сергей Николаевич родился в 1894 году в с. Арская Слобода Симбирского уезда в семье священника. Холост, в 1917 году окончил обучение в Казанском университете. После этого работал в Симбирской продовольственной управе. При занятии Симбирска Белой армией записался добровольцем в Народную армию и служил рядовым в 4-м кавалерийском полку, однако из армии скоро дезертировал. С 21 декабря 1918 года служил в г. Сенгилее инструктором по внешкольному образованию. В начале июля 1919 года приехал в отпуск в г. Симбирск, где в доме отца был 24 июля арестован, а затем приговорен к заключению в концлагерь на все время гражданской войны. Сведений о дальнейшей судьбе нет…
С 1917 по 1930 год в Воскресенско-Германовском соборе служил протоиерей Димитрий Ахматов, родом из с. Протопопово Буинского района Симбирской губернии, 1883 года рождения (28 сентября), русский, из духовенства. Димитрий Павлович Ахматов имел высшее образование — окончил духовную академию, был кандидатом богословия. Имели с женою 2 детей. 1 августа 1908 года Димитрий Ахматов был рукоположен во священники ко храму с. Сюксюм нынешнего Инзенского района. С 1914 по 1917 год батюшка служил инспектором и преподавателем закона Божия в епархиальном женском училище, а после его закрытия в 1917 году был направлен на Воскресенско-Германовский приход, где служил с будущим Ульяновским епископом Иоакимом (Благовидовым), в то время протоиереем. В 1926 году протоиерея Димитрия Ахматова избрали благочинным храмов г. Ульяновска, но он сам отказался от этой должности «в виду болезненного состояния — хроническая малярия». В 1930 году о. Дмитрий привлекался к ответственности за антисоветскую агитацию, но за неподтверждением приписываемых ему преступлений из-под стражи был освобожден. Вновь был арестован органами ОГПУ в 1932 году за контрреволюционную деятельность, приговорен к ссылке и по истечении двух лет освобождён. Ссылку батюшка отбывал в г. Минусинске Красноярского края. После освобождения из ссылки проживал в Ульяновске по адресу 2-й переулок Водников, д. 4, кв. 2. Священническое служение при каком-либо храме уже было невозможным, подрабатывал тем, что пилил для горожан дрова. Видимо, и в таком качестве он представлял угрозу для строителей «рая на земле» — 8 декабря 1937 года о. Димитрий Ахматов снова был арестован Ульяновским ГО НКВД, а Куйбышевская чекистская «тройка» приговорила батюшку к расстрелу. Протоиерея Димитрия Ахматова расстреляли 17 февраля 1938 года…
В 1920 году был рукоположен во священника и назначен на Воскресенско-Германовский приход иерей Дмитрий Кузнецов. Короткая биографическая справка: Дмитрий Иванович Кузнецов родился 20 ноября 1881 года в с. Ляховка Симбирского уезда. Русский, из крестьян. Окончил курс обучения в Карлинской второклассной школе, выдержал экзамен на звание учителя церковно-приходских школ в 1901 году и был назначен в с. Максимовка, в церковно-приходскую школу; через два года его перевели в с. Кашинка, затем служил в приходских школах сел Васильевка, Абрамовка, Арская Слобода. В 1912 — псаломщик церкви Неопалимой Купины в г. Симбирске, вскоре рукоположен во диакона, а в 1920 г. — во священника, и направлен на приход Воскресенско-Германовского собора. Был вдовым, имел троих детей. На момент ареста священником уже не служил, так как его храм был закрыт, как и многие другие церкви. Проживал в Ульяновске по ул.Куйбышевская, д.16. В 1937 году батюшку арестовали, а 17 февраля 1938 г., решением Куйбышевской «тройки», о. Димитрия Кузнецова расстреляли…
В 1920 году в Германовский собор на должность псаломщика был принят будущий священник Михаил Фадеев. Отец Михаил прослужил здесь ровно 10 лет, восемь из которых — дьяконом. Он тоже не избежал большевистской расправы, которая настигла его уже на другом приходе, но рассказать об этом мы обязаны. В 1930 года о. Михаил Фадеев в священническом сане был направлен в с. Старая Майна, но в новом духовном звании успел прослужить всего два с небольшим года: 11 февраля 1933 года на него было заведено дело N П-4469 с «классической» формулировкой — чекисты особо не фантазировали в этом вопросе — «По обвинению в антисоветской деятельности священника Богоявленского храма с Старая Майна о. Михаила Фадеева». Подбираться к батюшке начали издалека. В 1932 году местные власти в с. Старая Майна предъявили о. Михаилу требование выплатить огромную сумму налога как служителю религиозного культа. Выплатить эти деньги священнику не было никакой возможности, и он со дня на день ожидал закрытия Богоявленского храма по причине налоговой задолженности. Часто после службы он говорил прихожанам, что, возможно, эта служба станет последней. Однако Господь не пропустил закрытия храма по этой причине. А священника лишили возможности служить не за долги перед безбожной властью, а — заключив его в тюрьму. Обвинения в адрес батюшки были совершенно абсурдными.
В рождественские праздничные дни отец Михаил по просьбе прихожан ходил в их дома служить праздничный молебен и славить Родившегося Спасителя. Как потом выяснилось, сельсовет запретил священнику посещение домов верующих. Но батюшка, несмотря ни на что, взяв в руки напрестольный Крест, ходил из дома в дом и прославлял пришедшего во плоти в мир Господа. И никто не мог бы догадаться, что именно этим праздничным славословием отец Михаил срывал … кампанию по хлебозаготовкам! Трудно себе это представить. Обратимся к обвинительному заключению и процитируем его. «В рождественские дниив январе месяце 1933 года Фадеев, вопреки с/совету, по селу ходили с крестом. В эти дни как раз проходила кампания по выполнению хлебозаготовок, и когда приходили из числа актива к злостным неплательщикам, то там можно было встретить попа Фадеева, где он служил молебны. Ввиду чего сборщиками приходилось уходить обратно, дабы не нарушить религиозные чувства. Это упорство со стороны попа Фадеева, т.е неподчинение сельсовету, ставило целью срыва проводимой кампании по хлебозаготовкам».
В отличие от любящих своего духовного наставника православных, местные власти относились к батюшке более чем неприязненно. Справка Старомайнского сельсовета так характеризует о. Михаила: «Во время пребывания его в с. Старая Майна Фадеев относился совершенно зверски к требованию с/совета, как то по вызовам приходилось посылать за ним по несколько раз по вопросу об уплате причитающихся с него денежных сумм. По приходу же в совет предъявляет требования — почему меня опять беспокоят?» В вину священнику ставили и его справедливые нарекания на отношение властей к Церкви. Один из свидетелей по делу передал следующие слова батюшку: «Трудно жить, год от года все тяжелее. Духовенство притесняют — дышать нечем, над религией кощунствуют. Куда это годится: снимают с церкви колокола и тут же, на глазах у верующих разбивают. И слова не скажи». А на предложение собеседника оставить службу и пойти работать в советское учреждение, ответил: «Я не хочу служить на пользу той власти, которая издевается над народом. Нет, я уже терпел невзгод много, и еще потерплю».
Показания о. Михаила в протоколе допроса умнстились на трети страницы: «Считаю, что во всех предъявленных мне фактах обвинения себя совершенно не виновным , и все показания на меня считаю ложными. Больше ничего показать не могу». Полное отрицание своей вины отцом Михаилом и нелепые обвинения в его адрес не помешали «всемогучей «тройки» заточить священника в лагерь.
Несколько слов из биографии батюшки: родился 12 декабря 1891 года в д. Юрьевка (ныне Новоспасский р-н), русский, из крестьян, окончил сельскую школу, работал пастухом в родном селе. С 1919 по 1920 год Михаил Николаевич служил в 28-м полку, участвовал в боях под Казанью, потом был санитаром в 11-м полевом госпитале. После демобилизации служил сторожем церкви и пел в хоре, а вскоре, в том же 1920 году получил должность псаломщика, как сказано выше, при Германовском (Воскресенском) соборе. Через два года, в 1922 г., рукоположен во диакона. В 1930 его рукоположили во иерея и перевели на приход в с. Старая Майна, а Германовский собор был закрыт. Впервые арестован в 1933 году и осуждён к 5 годам лагерей. После отбытия наказания жил в Ульяновске и работал чернорабочим по кладке печей в артели им. Кирова. У о. Михаила с матушкой Александрой (в девичестве Марковой) было четверо детей: сыновья Иван (1913 г.р.) и Илья (1915 г.р.), дочери Анастасия (1919 г.р.) и Антонина (1924 г.р.). В 1937 году батюшку снова арестовали и приговорили к расстрелу, приговор приведен в исполнение 20 января 1938 г. в Ульяновске. Долгие годы супруга о. Михаила пыталась узнать о судьбе мужа. Но ей так и не сообщили правду. В мае 1958 года, на запрос облпрокуратуры, КГБ рекомендовало: Гражданке Фадеевой-Марковой А.И. устно объявить о том, что её муж Фадеев Михаил Николаевич в 1937 году был осужден к 10 годам ИТЛ и в заключении умер 28 ноября 1940 года от инфаркта лёгких…
22 января 1923 года архиепископом Симбирским Александром (Трапициным) был рукоположен во диакона и назначен в Германовский собор Андрей Александрович Троицкий. О. Андрей происходил из священнической семьи с. Краснополка Карсунского уезда, 1897 г.р. (30 июня), русский. Окончил 4 курса Симбирской духовной семинарии, в связи с закрытием семинарии в 1918 году полный курс обучения не завершил. Вместе с супругой Варварой Захаровной (урожд. Петропавловской) имел одного ребёнка — сына Леонида, 1925 г.р. С 1918 по 1923 год служил учителем в школе и в различных советских учреждениях. С 1923 года — диакон Воскресенско-Германовского собора. Когда он получил сан иерея и в каком году переведен был в Тихвинский храм Симбирска, сведений нет. Проживал о. Андрей в Ульяновске по ул. Красноармейской, д.6. 15 ноября 1930 года о. Андрей был арестован и осужден «тройкой» к 3 годам заключения в концлагере. Сведений о дальнейшей судьбе нет.